16 Апр Одиннадцать детей и домашний контактный зоопарк
Самой первой скотинкой, приобретенной после рождения первенца, стала канарейка Галина Михална. Именно так, на Вы, и никак иначе. Имя ей дала сама двухлетняя хозяйка.
Хотя нет, что это я? Рыбки! Рыбок купили на три Машиных месяца, чтоб она смотрела и развивалась. Их дафнии стали первым прикормом Маши. Рыбки как-то сами прекратили свое существование, задолго до первой рыбалки дочери. Остались одни улитки, которые, получив 60 литров в нераздельное пользование, начали плодиться и размножаться так, что скоро хозяева зоомагазинчиков нашего района, завидев нас, вешали табличку «извините, у нас перерыв».
Итак, «какарейка» Галина Михална… Детей у нас к тому времени уже двое было, и логично, что вскоре появился кенар Лучик. Ну, и логично, что вскоре эти канарейки начали плодиться и размножаться.
Улитки весь аквариум облизали изнутри, дети снаружи.
Я канарятам желточек протираю, и младшему заодно перепадает. Во время очередной попытки сдать улиток, я поняла, что всю жизнь мечтала о морской свинке. Естественно, в паре с морским свином, как же иначе! И вполне логично, что в этом свинарнике вскоре родились морские свиненыши. А у нас Саша.
Еще кот был, Шустрик. Помню, что он жил у нас между вторым и третьим ребенком, но почему он не сожрал весь этот зоопарк — не помню. Мой беременный мозг не оставил об этом никаких воспоминаний. С рождением Саши кота не стало, но появились кролики. Естественно, два. Но то ли они оказались одного пола, то ли произошел сбой в программе — кролики в этом всеобщем размножении участвовать отказались. И были съедены каким-то запойным мужичком-разнорабочим.
Кролики были оплаканы по всем правилам оплакивания кроликов. А потом родился Миша, и стало не до зверей. Миша задыхался неизвестно от чего, из дома исчезли звери, ковры, подушки, шторы, специи, средства бытовой химии… а аллергия с астматическим компонентом и не думала сдаваться, пока не был выявлен аллерген. Им оказался белок коровьего молока, попадавший сыну через грудное. В дом вернулись шторы и ковры. Но звери ушли безвозвратно, оставив пятерых детей без возможности развивать любовь ко всему живому.
Когда родился шестой ребенок, мы переехали в частный дом и получили в подарок мешок живых рыжих куриц. Это было не так страшно, что делать с живыми курицами, чтобы получать от них яйца, я примерно знала. Вот что делать со здоровенной агрессивной белой тварью под названием коза , я не знала. Козу я боялась панически. Ей это льстило, и она быстро дала понять, кто отныне хозяин на территории, прилегающей к дому. Коза нагло клянчила сигареты и пиво у деревенских мужичков, презрительно смотрела на морковку в моей трясущейся руке, но давала обалденное молоко, совершенно без запаха и с нежным послевкусием кокоса. Давала она его только отцу семейства, по приезде им домой- в десять вечера, так в десять. В двенадцать — так в двенадцать. Коза была нужна Мише с его непереносимостью коровьего, соевого и прочего молока. И надо ли говорить, что я рассталась с ней, как только ее дочь стала дойной. А как только Миша перестал нуждаться в молоке, мы избавились от коз навсегда.
Тем временем подросла Маша с ее любовью ко всему живому. Вскормленная из одной кормушки с птенцами канареек, она сама завела себе волнистых попугайчиков. Естественно, парочку. И естественно, они стали каждые несколько месяцев отправлять в зоомагазин своих подросших детей.
Разноцветные птички ничем не обременяли никого, кроме Маши. Не считая пару выдранных хвостов на ленте для мух и изгрызенных в хлам гарантийных талонов, лежавших в недосягаемом для детей месте, высоко на шкафу.
А потом Миша подрос и решил загладить свою вину перед морскими свинками. И пока я долго лежала в больнице, сначала в патологии беременности, затем в роддоме и в отделении недоношенных с одиннадцатым ребенком, дети развели дома целый контактный зоопарк. Сначала появился морской свинтус Фунтик. Потом ему купили жену Карамельку. Потом Фунтик разжирел, и… родил детенышей, за что был переименован в Фунтю, а Карамелька разжалована в Михалыча. Декоративный кролик был один, поэтому не мог размножаться, и с горя перегрыз все, что можно, и что нельзя.
Из всей этой компании благоразумием обладал только хомяк. Он убегал и возвращался, исчезал и приходил снова… он хомячил тихо и без запаха. За что и оставлен в последних героях. Остальные звери были постепенно раздарены на дни рождения одноклассникам, «ну, не с пустыми же руками идти!».
Итого, на сухом остатке, хомяк и одиннадцать детей, просящих беленького котеночка и собачку породы тибетский мастифф.
ЭРИНА РУБЛЕВА
Комментариев нет